Восстание в Севастополе в 1830 году, как и "бунты" в ряде других городов, вспыхнувшие в те годы, было взрывом накопившегося в народных массах гнева к негодования, стихийным протестом против жестокого николаевского режима в России.
Севастопольское восстание в июне 1830 года называют еще "бабьим бунтом" или "чумным бунтом". В прошлом многие эпидемические болезни, в том числе холеру, называли чумой.
В Россию холерные заболевания проникали, как правило, из Ирана. В 1823 году вспышки их были отмечены именно на этом "маршруте": сначала в Закавказье, затем - в Астрахани. В 1829 году холеру вновь занесли через русско-иранскую границу в те же районы. Вспышки эпидемии имели место в войсках на Кавказе, затем в Бессарабии. В то время Россия вела войны как раз на Кавказе, Балканах и в Закавказье. С севастопольского рейда корабли отправлялись к местам военных действий со снаряжением и продовольствием, а возвращались, доставляя беженцев и пленных. возникла реальная угроза заноса эпидемии в приморские города России. Правительство ввело ряд предупредительных мер и установило ну Черноморском побережье карантин. Еще в мае 1828 года по приказу губернатора Новороссии М. С. Воронцова на 30 верст вокруг Севастополя войска соблюдали карантинную линию. Но это, однако, не было препятствием для выезда и въезда населения через заставы в порт, поскольку в городе случаев заболевания холерой не наблюдалось.
Быт сравнительно молодого города был еще плохо устроен. Ремесленники, рыбаки, яличники, грузчики, семьи женатых и отставных матросов, матросские вдовы жили в слободках Корабельной, Артиллерийской, Цыганской и на "Хребте беззакония" (Центральный городской холм) в антисанитарных условиях. На Корабельной стороне большое количество домов представляло из себя пещеры, вырубленные в крутом склоне мягкого известняка, три стороны которых составляли скалы и только одна, фасадная, была сложена из напиленного здесь же камня. В лачугах бедняков "тесно, сыро, холодно и обогреться нечем". Обитатели слободок занимались преимущественно рыбной ловлей, яличным и городским извозным промыслом, поденными работами. Женщины - поденной работой в городе и пригородных имениях, хуторах, огородах, садах. Значительным подспорьем для некоторых являлось разведение коров и коз.
17 июня 1829 года в связи с некоторыми (как выяснилось позднее, простудными) заболеваниями был введен более строгий карантин. Хотя в течение более двух месяцев после этого в Севастополе не было ни одного подозрительного заболевания (лишь 23 августа на одном из кораблей, шедших в Севастополь, умерло четыре матроса, причем, как удостоверили корабельные врачи, вовсе не от чумы, а от других болезней), сообщение слободок с городом и окрестностями прекратилось. Всякий человек, желавший покинуть город или въехать в него, должен был прожить в карантине (в особо отведенном месте) от 14 до 19 дней в строгой изоляции от внешнего мира. Подвоз сельскохозяйственных продуктов, дров и сена прекратился. Никому не хотелось сидеть 19 суток в карантине, где приходилось кормить своего коня привозимым с собой или покупным фуражом. Прекращалась возможность выпаса скота за городом, а в городе не было ни выгонов, ни водопоев. Оставалось только распродать скот или сдать его на бойню.
Для жителей Севастополя наступили трудные времена. Сразу же поднялись рыночные цены, началась спекуляция. Городская беднота не имела возможности покупать дорогие продукты, а также делать какие-нибудь запасы за счет заработков от сельскохозяйственных поденных работ. В беднейшие районы города пришел голод. Карантинные меры открыли широкий простор произволу властей. Торговцы, чиновники, врачи карантина наживались на спекуляциях, на взятках с перекупщиков и крестьян на заставах. "Погашением чумы" занималась специально организованная комиссия. Случаев заболевания чумой не было, но тем не менее всех заболевших любой болезнью определяли в чумной лазарет и обсервационное отделение (изолятор, куда отправлялись члены семьи подозреваемых). Для этих целей выделяли полуразрушенные казармы, старые суда и пещеры. Помещенные сюда люди умирали от холода и голода, так как все эти помещения практически не отапливались, для пропитания выдавались лишь вода и плохой хлеб.
В обращении и с больными, и со здоровыми царили жестокость и бесчеловечность. Бедствия неимущих были ужасными. Средства, отпущенные на организацию питания обитателей слободок, расхищало начальство. Корыстолюбие, алчность, вымогательство, зло употребление служебным положением со стороны карантинных чиновников испытывали на себе многие севастопольцы. Врачи считали наличие холеры в городе весьма сомнительным. Созванный 1 декабря 1829 года специальный медицинский совет из 15 авторитетных врачей удостоверил, что высокая смертность, наблюдавшаяся в карантине, вызывалась именно варварскими условиями, в которых больные содержались. В середине января 1830 года было отдано распоряжение купать всех больных в бухте. Далее этот способ "лечения" стали применять ко всем "сомнительным", а затем и к здоровым жителям слободок. Мера эта повторялась периодически по 3-4 раза в месяц, вплоть до мая. Последовало резкое повышение числа простудных заболеваний со смертельным исходом.
С 10 марта 1830 года карантинные правила стали еще строже:
было введено так называемое "всеобщее оцепление". Никто из жителей не имел права выходить из домов. Город превратился в сплошную тюрьму. На почве недоедания и голода стали развиваться болезни. Такой каторжный режим в период "всеобщего оцепления" продолжался 80 дней. В это же время чиновники и офицеры, имея пропускные знаки, беспрепятственно ходили друг к другу в гости, устраивали вечеринки и балы, шли занятия во всех учреждениях. работы на кораблях, в адмиралтействе и во флотских экипажах.
Срок карантина истек в Севастополе 27 мая 1830 года. Свободное сообщение в городе было восстановлено, кроме Корабельной стороны, где оцепление оставили еще на 7 дней, т. е. до 3 июня. Власти, прикрываясь мерами борьбы с чумой, на самом деле хотели изолировать "наиболее опасные и подозрительные элементы" от остального населения. В глазах начальства Корабельная слободка была рассадником "мятежного духа", "гнездилищем мятежников". Поэтому-то и по истечении семи дней Корабельная слободка оставлена была на положении "всеобщего оцепления" еще на две недели с выводом части наименее "благонадежных" жителей за город в военный лагерь.
Все эти противозаконные и притеснительные меры, а также голод и слухи о "преднамеренном отравлении и заражении людей болезнями, тайно совершаемом начальством и лекарями", и привели к восстанию слободских жителей Севастополя, поддержанных матросами и солдатами гарнизона.
Квартальный надзиратель Худешов еще за неделю до восстания заметил ропот и волнение. Жители Корабельной слободки категорически отказались выйти в лагерь за город и разойтись по домам. собирались на улицах и открыто протестовали против действии властей.
Для того, чтобы заставить их подчиниться, военный губернатор города Столыпин поочередно направлял на Корабельную слободку своих представителей - капитана Кондырева, генерала Примо и контрадмирала Скаловского, но их уговоры и угрозы не привели ни к каким результатам. По распоряжению Скаловского охрана Корабельной слободки 31 мая была усилена двумя батальонами пехоты с двумя орудиями под общим командованием полковника Воробьева. Было совершенно прекращено сообщение слободки с городом.
Поводом для вспышки народного гнева явился случай внезапной смерти женщины, имевшей нарыв на шее. В ее смерти были заподозрены санитары - мортусы (лица, вербовавшиеся из уголовников для доставки в специальные помещения умерших и для препровождения больных). Начался ропот, превратившийся вскоре во всеобщее возмущение. Недовольных возглавила часть жителей Корабельной слободы. 1 июня было замечено "расположение к мятежу" и в некоторых других частях города, особенно в Артиллерийской слободке и на "Хребте беззакония".
Считая, что сил для применения оружия недостаточно, Столыпин ограничился уговорами и угрозами. Он решил воздействовать на религиозные чувства слобожан. Для "увещевания" жителей Корабельной слободки был направлен протопоп Софроний Гаврилон. Он призывал народ повиноваться начальству и выполнять карантинные меры. Проповедь Софрония не достигла цели.
В Корабельной слободке началась энергичная подготовка к восстанию. Наметили, кому и в каких домах искать виновных в притеснениях. Жители организовали караульную охрану, чтобы оказать отпор правительственным войскам. Создавались вооруженные группы, проводилось их обучение военному делу. Всего были образованы 3 группы, их возглавляли квартирмейстер 37-го флотского экипажа Тимофей Иванов, отставной квартирмейстер я яличник Кондратий Шкуропелов и боцман 34го флотского экипажа Петр Пискарев. Обучение МУЖЧИН и организация караульного охранения поручены были шкиперскому помощнику КУЗЬМИНУ, который пользовался доверием жителей. Вечером 3 июня по городу были расставлены войска, чтобы не ДОПУСТИТЬ соединения "мятежников", к дому губернатора назначен караул из 52 человек. Усиление караула вызвало среди жителей' "Хребта беззакония" опасение подвергнуться новому оцеплению. Группы жителей "Хребта" и Артиллерийской слободки, матросы флотских и рабочих экипажей собирались на улицах, чтобы выразить протест против продолжения карантинных ограничений.
Сигналом к восстанию должен был послужить набат с соборной колокольни. Его услышал вечером 3 июня 1830 года весь город.
Жители Корабельной слободки, преимущественно жены матросов, вышли из своих домов, избили камнями двух мортусов и чиновника, заперли лекаря в одном из ломов. Прибывший в слободку офицер пытался уговорить жителей возвратиться в свои дома или же направиться в лагерь за городом. Но слобожане решительно отказались исполнить волю начальства. Восставшие с криками "ура!" направились к дому военного губернатора, к адмиралтейству и соборной церкви. Требования восставших заключались в отмене карантина и наказании ненавистных чиновников и офицеров. Примкнувшие к восстанию моряки и солдаты протестовали против палочного режима во флоте в армии. Руководители восстания - Тимофеи Иванов, Кондратий Шкуронелов. Петр Пискарев, фельдфебель Петр Щукин, слесарь Матвей Соловьев, мещанин Яков Попков и другие - составили нечто вроде военного совета. Совет утвердил список начальствующих лиц. над которыми должен был совершиться народный суд.
Активное участие в восстании приняли мастеровые 17-го и 18-го рабочих экипажей. Они первыми вышли па улицу 3 июня около 8 часов вечера и разбили замок па воротах адмиралтейства, на допрос которого экипажи были до этого построены во фронт для выступления против восставших.
Из дома губернатора вышел генерал Примо "уговаривать " народ. Но его не стали слушать, сорвали с него эполеты, вынудили спасаться бегством. Затем восставшие ворвались в дом губернатора, нашли Столыпина, вывели на улицу, где убили дубинами и камнями. После этого восставшие направились к казармам флотских экипажей. При их появлении матросы 29-го, 38го и 39-го флотских экипажей и мастеровые 16-го рабочего экипажа, вооружившись ружьями, примкнули к восставшим.
Основная масса народа двинулась по направлению к Корабельной слободке. Другая часть восставших, бывшая на "Хребте беззакония", поймала скрывавшегося контрадмирала Скаловского. С него сорвали эполеты, повели в церковь, требуя расписки об отсутствии чумы в городе. Однако адмиралу удалось вбежать в проходившее мимо каре солдат Орловского батальона, где находились комендант города Турчанинов и другие офицеры. Вооруженного столкновения между восставшими и солдатами не произошло. Каре удалилось по направлению к комендатуре, а восставшие пошли вверх по Екатерининской улице к дому протопопа Софрония Гаврилова. От него восставшие потребовали подписки о том, что в городе чумы нет и не было. Софроний выполнил это требование. Такого же рода подписки были взяты у городского головы Носова, коменданта города генерала Турчанинова и контрадмирала Скаловского, а также у нескольких крупных купцов. Давали эти расписки, чтобы спасти свою жизнь. А восставшие брали их чтобы иметь моральное оправдание расправы над теми, кто выдумал чуму и наживался на мнимой эпидемии.
На Корабельной слободке произошло столкновение между войсками и восставшими. Восставшие не вступали в бой до подхода помощи со стороны города. В царских войсках под командованием полковника Воробьева находились гренадерская рота Елецкого пехотного полка, 2 орудия с 14 канонирами 5й морской артиллерийской бригады и 32 человека прикрытия при орудиях. Когда со стороны города пришло подкрепление и восставшие атаковали войска, солдатам было приказано стрелять, часть солдат выстрелила вверх, канонир бросил горящий фитиль на землю. Воробьев был убит на месте, офицеры с частью рядовых и канониров взяты в плен. Отряды восставших обходили квартиры лиц, внесенных в списки, и, если не находили разыскиваемых, громили дома.
Всего было разгромлено 42 квартиры адмиралов, генералов, офицеров, купцов, чиновников, убито несколько человек. За три часа город был полностью захвачен восставшими. Около пяти дней Севастополь находился в руках восставших. По их требованию карантинные ограничения были уничтожены приказами генерала Турчанинова от 4 и 7 июня. Восставшие не имели никакой программы действий, среди них начались колебания, число активных участников уменьшилось. 7 июня восстание было подавлено при помощи введенных в город новых войск.
Для выяснения обстоятельств дела власти назначили следственную комиссию. Она выявила грубый произвол и беззакония со стороны чиновников "комиссии по погашению чумы". Комиссия объясняла причины восстания притеснениями со стороны властей. Но в результате таких выводов возник конфликт между новороссийским и бессарабским генерал-губернатором Воронцовым и адмиралом Грейгом. Комиссию обвинили в превышении полномочий и распустили, протоколы ее аннулировали, а некоторые члены комиссии даже подверглись преследованиям.
Вторая комиссия во главе с графом А. П. Толстым просуществовала недолго. Ее председатель отказался участвовать в расследовании из-за фальсификации его результатов. Но и эта комиссии сумела установить, что из 70 тыс. руб., отпущенных для оказания помощи нуждавшимся, город получил лишь 23 тыс. Протоколы второй комиссии тоже исчезли. Затем следствие было сосредоточено в руках близкого к Воронцову чиновника. Причины недовольства жителей выяснять не стали, а просто судили арестованных как мятежников. Обещания Грейга о помиловании всех, кроме "зачинщиков и убийц", и наказании всех виновных в злоупотреблениях во время карантинного оцепления способствовали выявлению участников восстания. Немедленно по вступлении в город 12-й дивизии генерала Тимофеева, срочно вызванной из Феодосии таврическим губернатором Казначеевым, началась жестокая расправа с участниками восстания и со всеми вообще жителями слободок и "Хребта".
К следствию привлекли около 6 тыс. чел. (пятую часть населения города), а также сотни матросов из разных экипажей и рот. Из их числа 1580 чел. были преданы военному суду. 52 "главных зачинщика" осуждены еще до окончания следствия.
Приговорили к смертной казни: 29й флотский экипаж в полном составе (73 чел.), в 38-м и 39-м флотских экипажах - 217 из 228, в 17-м и 18-м рабочих экипажах - 357 из 389, гражданских лиц - 75, а всего 722 чел. В целом осудили около 1 тыс. матросов из 14 экипажей. Сотни людей прогнали "сквозь строй", перепороли линьками, сослали в каторжные работы и в арестантские роты, в том числе 423 женщины. 197 мальчиков сдали в кантонисты. Карались практически все, и чем царь распорядился особо:
всех жителей слободок выселить, а слободы сжечь до основания.
Потом правительство "смилостивилось": семерых казнили (Т. Иванова, Крайненко, Я. Попкова, П. Щукина, К. Шкуронелова, М. Соловьева, П. Пискарева), каждому десятому матросу из пяти приговоренных к наказанию экипажей назначили по 3 тыс. шпицрутенов. Приговор привели в исполнение еще до окончания следствия. Сколько было при этом забито насмерть, неизвестно.
В Севастополь из Алешек был вызван "находившийся при. алешковской городской полиции палач Никитов с инструментами". Казни совершались публично 11 августа 1830 года по распоряжению Воронцова одновременно в трех концах города, в районах слободок. Это было сделано для устрашения участников восстания и других жителей города.
Поздней осенью началась отправка осужденных на каторгу и в арестантские роты (в Сибирь, в крепости Динабург (Двинск) и Бобруйск), а также насильственное переселение 4200 жителей Севастополя (женатых матросов с женами и всех вообще жен матросов с детьми) в Архангельск и другие места. Им предстояло пройти пешком в зимние месяцы свыше трех тысяч верст. Многие из женщин разбежались но окрестностям Севастополя, скрывались в лесах и пещерах, гибли от стужи и голода. Офицеры, кроме семи, обвинявшиеся в соучастии в восстании и в укрывательстве своих матросов, были осуждены за бездействие и упущение по службе, а генерал-лейтенант Турчанинов, помимо этих обвинений, также и за трусость. Суд постановил незадачливого генерала, который во время восстания являлся начальником войск, "изгнать из армии и исключить со службы".
Через месяц после экзекуции была создана еще одна комиссия. К этому времени в городе почти не осталось участников событий. и новая комиссия не сумела собрать показаний потерпевших. Так закончилась жестокая расправа царского правительства не только с участниками восстания и сочувствовавшими восставшим матросам флотских и рабочих экипажей, но и со всеми жителями слободок, как принимавшими, так и не принимавшими участия в восстании. Севастопольское восстание 1830 года положило начало серии "холерных бунтов" 1830-1831 годов. Как и другие выступления в различных гарнизонах страны, оно явилось одной из ярких страниц истории освободительной борьбы в России.
